Дыялогі з маладымі драматургамі. Алена Зміцер:п'еса "Комната Корделии", пераасэнсаванне тэкстаў Уільяма Шэкспіра, страх пачуццяў і ўзаемаадносіны з сабой

Новы «Дыалог» пра новую п'есу. Размаўляла і занатоўвала Жэня Бачыла – рэдактар ЦБД.

Аўтар: Алена Зміцер

Самаідэнтыфікацыя: Возера

Адна выпадковая фраза: «Колькі гадоў патрэбна, каб ператварыцца ў  возера»

П'еса: «Комната Корделии»

Галоўныя героі – Кароль Лір, Кардэлія, Ганеріл'я, Регана

Першы акт:

1. 1. Сям'я Караля Ліра перанесена ў альтэрнатыўную рэальнасць – свет каралеўскага палявання, дзе забаронена агнястрэльная зброя
2. -> Кардэлія дасягае ўзросту, калі можа ўвайсці ў свет палявання, але прывід маці, які з'явіўся на прысвячэнні, разбурае яе ілюзіі пра гэты Сусвет;
3. 2. Кардэлія адмаўляецца рабіць так, як бацька і сястры-> дзяўчыну выганяюць з сям'і.
   

Другі акт:

1. 1. Ганеріл'я хоча каб бацька падпісаў паперы і перадаў ёй уладу->выстаўляе Ліра вар'ятам ->ён разам з Блазнам вырашае пайсці да Реганы;
2. 2. Кардэлія спрабуе пабудаваць стасункі -> разумее, што не можа ўвайсці ў новае жыццё, не разабраўшыся з мінулым;
3. 3. Лір перадае ўладу Ганеріл'е -> даведваецца пра смерць Реганы -> ідзе на пошукі Кардэліі.

Трэці акт:

1. 1. Кардэлія пачынае працаваць у бары -> неяк туды заходзіць звар'яцелы Лір;
2. 2. Ганеріл'я распачынае сезон «вялікага палявання» і гэта мае занадта высокі кошт – уласнае жыццё;
3. 3. Паміж Лірам і Кардэліяй адбываецца шчыры дыялог > Лір памірае ў яе на руках;
4. 4. Кардэлія вяртаецца ў свой дом, ёй трэба будаваць сваё жыццё нанова.

 

*Многія цытаты выстаўлены адпаведна тэмам размовы і могуць не супадаць з храналогіяй падзей у тэксце.  Арфаграфія і пунктуацыя пакінуты аўтарскія.

«Предупреждение детям»

Комната-оранжерея. В пространстве стоят разных форм горшки, из которых разрастается зелень. Потолки и стены обвиты плющом. Появляется женщина, она поливает из кувшина растения. Везде слышно журчание переливающейся воды, детские голоса, голоса птиц.

Голос мамы: “Вы позвонили в резиденцию короля Лира. Он скорее всего на охоте, когда бы вы ни позвонили. А мы с девочками в оранжерее, если нужно что-то передать оставьте сообщение после сигнала. Девочки! (детские голоса изображают сигнал и смеются)

Забегают три девочки. У каждой на голове оленьи панты. Они резвятся вокруг женщины, втягивают её в игру.

Девочки то по очереди, то вместе:

 

Если думать не боишься

О прекрасной, беспредельной,

Неожиданной, бесценной,

Удивительной земле,

На которой ты живешь,

Вот задумайся о чем:

Горы окружили чащу,

Чаща окружила тени,

Тени окружили пашню,

Где на черных и на белых

Клетках шашечной доски

Красная лежит коробка,

Перевязанная лентой,—

Вот бы развязать ее!

В той коробке круглый остров,

А на острове орешник,

А в орешнике орешек,

Расколи-ка скорлупу,

И в орешке ты увидишь:

Горы окружила чаща,

Чащу окружили тени,

Тени окружила пашня,

Где на черных и на белых

Клетках шашечной доски

Та же самая коробка,

Перевязанная лентой,-

Не развязывать ее!

Девочки находят коробку. Они усаживаются и раскрывают её. В коробке оказывается три яйца. Каждая из девочек получает своё яйцо. Слышен протяжный звук охотничьего рога. Выстрел. Две девочки роняют по яйцу, те разбиваются. Входят слуги и начинают покрывать всю мебель чехлами и постепенно выносят её. Мать тоже исчезает.

 

Кто развяжет эту ленту,

Вдруг окажется в коробке,

Попадет на круглый остров

И очутится в орешке.

И его окружат горы,

И его окружит чаща,

И его окружат тени,

И его окружит пашня,

Где на черных и на белых

Клетках шашечной доски

Та же самая коробка,

Перевязанная лентой.

Нет, лежит коробка эта,

Перевязанная лентой,

На коленях у тебя,

Если ты не испугался,

Если думать не боишься

О прекрасной, беспредельной,

Неожиданной, бесценной

Удивительной земле,

На которой ты живешь, —

Открывай ее скорей!

 

На которой ты живешь,

Вот задумайся о чем:

Горы окружили чащу,

Чаща окружила тени,

Тени окружили пашню,

Где на черных и на белых

Клетках шашечной доски

Красная лежит коробка,

Перевязанная лентой,—

Вот бы развязать ее!

В той коробке круглый остров,

А на острове орешник,

А в орешнике орешек,

Расколи-ка скорлупу,

И в орешке ты увидишь:

Горы окружила чаща,

Чащу окружили тени,

Тени окружила пашня,

Где на черных и на белых

Клетках шашечной доски

Та же самая коробка,

Перевязанная лентой,-

Не развязывать ее!

 

На сцену входит Лир. Он приносит ещё одну красную коробку. Ставит посреди сцены, отходит в сторону. Маленькая Корделия подбегает к коробке и достаёт из коробки чучело хищной птицы.

 

Корделия: Он это, он. Уж видели его

Чуть раньше. Громко пел он.

Пауза.

Корделия: Отец, как пташки будем петь с тобою?

Маленькая Корделия кладёт перед чучелом яйцо.

Корделия:    Как пташки будем петь, отец?

Чучело не отвечает. Лир не отвечает. Входят взрослая Регана и Гонерилья забирают маленькую Корделию и ведут её в детскую комнату. Она вырывается, зовет отца. Сёстры запихивают её в детскую комнату.

Жэня. Напачатку лета ты закончыла пісаць свой тэкст. Атрымалася адпачыць?

Алена. Было ўсё вельмі насычана. Але быццам бы ўсё лета сканцэнтравалася ў жніўні. Мы ж толькі ў чэрвені прыехалі з Казахстану (Прым.аўт. У чэрвені Цэнтр беларускай драматургіі браў удзел у Міжнародным тэатральным форуме краін СНД), а быццам гэта было ў мінулым жыцці, тады, дарэчы, я і дапісала п'есу. У ліпені была спроба адпачыць, а вось ужо жнівень... Меркурый, поўня, суперпоўня... што адбываецца (Смяецца). Было цікава.

Жэня. Якім для цябе быў працэс стварэння «Комнаты Корделии»?

Алена. Ён быў пакутлівым, але каторы раз упэўніваюся: чым больш пакут, тым больш адбываецца адкрыццяў. Трансфармацыі, усведамленні рэдка «прыходзяць улегцы». Я – чалавек, які увесь час рэфлектуе, думае. Мне, здаецца, што нягледзячы на ўсю складанасць працэсу, ён даў мне прарасці ў нейкі свой бок.

Жэня. Гэтыя адкрыцці... Яны больш пра цябе альбо пра разуменне галоўнай тэмы п'есы, яе канфлікту? Альбо гэта хутчэй агульначалавечыя адкрыцці, змены?

Алена. Я думаю, тут працуе эфект даміно. Тэма бацькоў і дзяцей, рознасці пакаленняў, не магчамасць шчырасці паміж людзьмі, пошук стасункаў паміж імі. Гэта прыватны выпадак – у кожнага ўсё складаецца па-рознаму. Але калі пішаш, то бачыш, што калі глабальна – усё аднолькава. З маленькага кроку пачынаеш паглыбляцца ў нейкія прыватныя рэчы. Затым нараджаюцца такія вялізарныя думкі... але калі я працую над нечым дакладным, спрабую такія неспадзяваныя «маштабы» адсоўваць. Але, калі перачытваеш, разумееш, што напісанае зашмат шырэйшае нейкай адной дакладнай тэмы. Тут усплываюць тыя самыя «адсунутыя» тэмы. Усё атрымоўваецца намнога глыбей.

Жэня. Гэта нярэдкая з'ява – пішаш пра адно, а атрымоўваецца не столькі «пра другое», колькі «У 10 разоў больш за тое, пра што пісалася ў моманце»

Алена. У мяне так часцяком. Гэта не заўсёды добра. Часам хочацца крыштальна празрыстую гісторыю, без празмернасцяў. Але пакуль так не магу. Соўгаю нейкія тэктанічныя пліты ў сябе. У выніку ўзросту, характару, магчыма сваёй недасведчанасці. Ты заўсёды вучышся. Але я ніколі так доўга ні над чым не працавала, як над «Комнатой Корделии».

Жэня. Нават над такім аб'ёмным спектаклем як «Карней», рэжысёрам якога ты з'яўляешся? Здаецца, на стварэнне такога глабальнага свету павінна было пайсці зашмат часу і намаганняў. Быццам паўгода працуеш над тэкстам, а астатнія паўгода – над пошукам мастацкага рашэння. (Усміхаюся).

Алена. Работа над «Карнеям» прадугледжвала дакладныя ўмовы. Тут у мяне ніякіх умоў не было. Таму такі фармат работы стаў дужа не звыклым для мяне: звычайна канцэнтруючыся над нечым, раблю гэта за «кароткую дыстанцыю», а пасля іду далей. А тут адбываўся грандыёзны працэс. Здавалася, быццам усё жыццё пішу гэта. І пакутавала ад гэтага, бо была нязвыкла да такога тэмпу. Нешта можа пайсці не так, але табе трэба навучыцца прымаць гэта. Адпускаць нейкую ідэю, якая ўводзіць цябе ў ступар. І усё ж такі, «Карней» - гэта ж тэкст, складзены з некалькіх тэкстаў. Калаж. А тут шмат чаго трэба было выдумляць.

Жэня. Важны момант заключаецца ў тым, што ты першапачаткова рэжысёр. Ці адбілася гэта на тваёй рабоце?

Алена. Так, вядома, гэта значнае ўдакладненне. Частка розуму была занятая работай з уласнымі ўяўленнямі – як бы я гэта паставіла. А цалкам, нічога падобнага на «Комнату Корделии» са мной раней не адбывалася. І гэта мяне цешыць. Канешне, я замардаваная. Але, выдыхнуўшы, зразумела, што гэта работа адабрала і, у той жа час, дала мне нешта важнае. Не здарма мы ўвесь час працавалі і нават не хадзілі ў басейн санаторыя «Ракета» (Смяецца).

Жэня. А кем для цябе з'яўляецца Шэкспір ў кантэксце тваёй п'есы? Ён – своеасаблівы правадыр да сюжэта, які дазваляе табе пераасэнсаваць гісторыю і ўявіць яе інтэрпрэтацыю? Альбо ты намагалася ўласнымі вачыма, а дакладней вачыма Кардэліі, пашукаць задуму аўтара?

Алена. Шэкспір для мяне – стваральнік міфа. Калі я працавала над тэкстам, перачытваючы « Караля Ліра» у розных варыянтах, перакладах, вывучала тэксты Аляксея Барташэвіча (Прым.аўт. Савецкі і расійскі тэатразнаўца, гісторык тэатра, спецыяліст па творчасці Уільіма Шэкспіра), шмат слухала пра гэту драматургію. Разумею, што раблю тое самае, што рабіў Шэкспір у свой час: бяру міфы, а потым інтэгрую яго ў свой гістарычны, сацыяльны кантэкст. Я проста пераняла міф і адаптавала яго пад сваё разуменне.

Жэня. То бок Шэкспір быццам папулярызатар міфа для цябе?

Алена. Так, такі «вялікі міфолаг» (Усміхаецца). Як, напрыклад, Гамер.

Жэня. У гэтым выпадку для цябе важны не аўтар, а міф, які ён разгладзіў.

Алена. Так. Гэта як Хорхе Луіс Борхес сцвярджаў, што ёсць чатыры віды сюжэту. І вось для мяне Шэкспір – гэта той, хто прадстаўляе адзін з відаў сюжэту. Падчас работы над п'еса мне часцяком здавалася, што «Кароль Лір» з'яўляецца працягам «Гамлета» - усё ўвесь час адно за адно чаплялася. У гледача ёсць нейкая апора – сюжэт. Але пры тым ты можаш гэтую гісторыю напісаць па-свойму. Не ўпэўнена, што бачу сэнс у тым, каб ставіць п'есы Шэкспіра той прыгожай мовай, на якой яны напісаны. Яго тэксты цікавы для чытача, іх можна глыбока аналізаваць. Але пытанне – ці патрэбен непераасэнсаваны шэкспіраўскі тэкст сучаснаму гледачу.

Жэня. А можа, у гэтым і выклік – паставіць Шэкспіра мовай Шэкспіра, робячы яго зразумелым і актуальным з дапамогай мастацкага рашэння.

Алена. Так, а, гэта вельмі файны выклік. Я шчыра балею за ўсіх рэжысёраў...

Жэня. … «але я гэтым займацца не буду». (Усміхаюся.)

Алена. Так, таму што хачу, каб мая шэкспіраўская гісторыя патрапіла ў гледача. Магчыма, недзе спрашчаю, але мне вельмі важна пачуццевы рэзананс. Гэта выдатна, калі атрымоўваецца данесці такую маштабную гісторыю з дапамогай візуальных рашэнняў, але гэта ўжо... іншы выклік, даследаванне іншага кшталту. Мне важна данесці сваё гледжанне гісторыі, таму што для мяне яна хваравітая. Істотна падняць тэмы, якія хвалююць, таму... ведаеш, можа я пакіну выклік, пра які ты гаворыш, і калі0небудзь, праз некалькі гадоў пастаўлю «Караля Ліра» як «Караля Ліра».

Жэня….Вельмі цікава разумець свет, які ты ствараеш. У сям'і першапачаткова ўсё згублена. І адбылося гэта таму, што няма маці – яна памерла. Пры гэтым яна яўляецца актыўнай дзеючай асобай, з якой героі проста маюць зносіны. Маці – нешта абсалютна метафізічнае, як згустак энергіі, быццам яна і ёсць самі гэтыя героі? Альбо гэта жанчына – рэальны прывід, якога бачаць члены сям'і?

Алена. Гэта вартае пытанне. Маці – адзінае звяно паміж усімі, якое звязвае. Хутчэй, яна частка іх. Ведаеш, магчыма, гэта аблічча страты. І для кожнага гэты вобраз па-рознаму інтэрпрэтуецца. Мне здавалася, што Рэгане маці патрэбна больш, чым сёстрам і самаму Ліру.

Жэня. Так, Рэгана быццам бы самая не самастойная.

Алена. Так, яна як дзіця – мае патрэбу ў маці. Для Кардэліі маці, яе энергія, з'яўляецца жыццёвай сілай. Яна дазваляе быць у пошуках сябе. Ганеріл'я найменш узаемадзейнічае з маці. І, з другога боку, можа ў гэтым таксама ёсць нейкі ўплыў маці.

Жэня. Быццам мінімальнае ўзаемадзеянне з мамай, якое быццам бы ёй і не патрэбна, з'яўляецца прычынай фарміравання ў Ганеріл'і тыранападобнага пачатку.

Алена. Так, усё так. А Лір... у ім быццам сканцэнтравана расчараванне наогул у жыцці, якое выйшла з-за адсутнасці жонкі побач. Немагчымасць выказацца. Бо часцяком за магчымасць выказацца ў сям'і адказвае маці. Ад гэтага і ўзнікае ўражанне згуртаванасці, безумоўнай любві і цяпла ў сям'і. Маці – своеасаблівае звяно што злучае. І страшна ўявіць што будзе, калі звяно, якое звязвае перастане існаваць.

Жэня. Як лічыш, корань самадурства Ліра ў тым, што побач не было таго самага звяна, якое звязвае? Альбо праблема ў тым, што ў карале першапачаткова быў надлом і дэструкцыя.

Алена. Вядома, справа ў вытоках. Мы ўсе адно на аднаго паўплываем. Гэта як у фільме «Все везде и сразу» Дэніэла Шайнэрта і Дэна Квана – узаемаабумоўленасць ва ўсім. І было б цікава апынуцца ў паралельным сусвеце, дзе яго жонка была б жывая. Што было б з гэтым героем? Невядома, да чаго б гэта прывяло. Чалавек у адзіноце... гэта вялікая рана. Вядома, іншае пытанне, прымае лі чалавек сваю адзіноту. Мне здаецца, Лір не прымае.

Жэня. Я думаю, ён усялякім чынам яе выціскае. Напрыклад, паляваннем.

Алена. Менавіта так. Не здарма інь-янь – гэта мужчынскі і жаночы пачатак. Яна сышла – ён выціснуў сваю палову пачуццяў. Ён перастаў быць цэласным. Да таго ж траўмы, якія перайшлі ад праблем з яго ўласнай маці. Ад усяго гэтага чалавек губіцца, ён можа ператварыцца ў каго заўгодна і ў караля-тэрана, і, нават, у звера.

 

“Диалоги смерти”

Лир приходит на могилу жены с охраной и Врачом. Жестом он отпускает охрану. Врач остаётся с ним поодаль. Могила Матери выглядит как туалетный столик, за которым она сидит и постоянно прихорашивается. Лир приносит на могилу небольшой букет ромашек. Ставит в вазу на туалетном столике.

Лир: Пришёл сказать, что я снял траур… Двадцати лет пожалуй достаточно…

Лир стоит. Мать берет одну из ромашек. Лир уходит. Останавливается. Врач достаёт из саквояжа маленький поднос, фляжку и две рюмки. Наполняет их. Чистит яйцо и разрезает на две половины. Лир ставит одну рюмку на туалетный столик жены. Берёт яйцо, вопросительно смотрит на врача, тот отрицательно мотает головой.

Лир: Мне теперь нельзя даже соль? Что ж, жизнь станет вкуснее, а охота слаще. Ты знала, что когда северный олень встречает на своём пути стаю волков несколько мгновений они смотрят друг на друга и решают, стать ли им добычей и охотниками или пойти каждому своей дорогой…(протяжный крик сокола, долго смотрит на Мать, поднимает рюмку) Уважай живых, чти мёртвых.

Выпивает. Врач наливает ещё одну.

Лир: Говорят, вы всё слышите. А ещё говорят, что я скоро это проверю. Мне нечего от тебя скрывать. Ты неумна, но хитра как лисица. Ты шустра, но я умею чувствовать твоё приближение, я ведь охотник. Просто мы теперь с тобой связаны, похоже крепче, чем когда-либо. (пауза) Всё можно восстановить, поправить, закончить все истории… может даже залечить раны.

Мать тихо дотрагивается ромашкой до Лира. Он замирает. Молчание.

Лир: Часто я думал, если бы только ты ощенилась мальчиками, тогда бы я знал, что мне делать, но ты на зло, ты делала это на зло…Как бы ты не старалась они не похожи на тебя. Ни одна из них. Особенно она. (пауза) Они все мои.

Лир выпивает рюмку. Врач наливает третью. Мать начинает гадать на ромашке. Лир внимательно следит за ней.

Лир: Я тебе их не отдам.

Лир выпивает третью рюмку. Мать гадает на ромашке.

Лир: Не отдам.

Она показывает ему последний лепесток. Лир съедает остатки цветка. Они долго смотрят друг на друга. Лир уходит.

Жэня. Ведаеш, калі казаць нешта кшталту «у тваім тэксце канфлікт бацькоў і дзяцей – сродак, які дапамагае развіць тэму бесчалавечнасці», то ўсё роўна атрымоўваецца, што... нічога не атрымоўваецца. (Усміхаюся) . Гэта быццам канфлікт страху і чалавечнасці.

Алена. Так Добра, што ты так сфармуліравала. Усе памалу нечага баяцца.

Жэня. Як думаеш, ці можа страх быць недэструктыўным?

Алена. Важна, у якім «амплуа» ты захочаш прымаць яго і ўсё наўкола: як ахвяра, як тыран, альбо як «той, хто ў пошуку». Мяне хвалюе, што многія дарослыя людзі заканчваюць сваё жыццё намнога раней уласнай смерці. У нейкай дакладнай кропцы яны перастаюць быць сабой. І гэта можа адбыцца нават не ў 50, а і ў 35 гадоў. Калі чалавек несвядома ставіць на сабе кропку. Ён ходзіць па колу, накручваючы сябе быццам пласцінку. І ў той жа час закручваючы ўсю прастору вакол сябе. І страшна толькі на фінале свайго жыцця асэнсаваць, што табе трэба было дарыць нейкія словы, дарыць нейкія пачуцці. Песціць, мілаваць гэтую сувязь, а не займацца нечым зусім процілеглым, задушваючы сябе і любоў іншых. Гэта вельмі інтымны момант на самой справе, бо ва мне ёсць і Регана і Кардэлія, і Ганеріл'я.

Жэня. Але нехта ж дакладна пераважвае.

Алена. Вядома, мне бліжэй Кардэлія. Але я разумею, дзе я сама для сябе «хто». Гэта «гульні, у якія гуляюць людзі» (Прым. аўт. Адсылка да аднайменнай кнігі Эрыка Берна). Я разумею, адкуль гэтыя «ногі растуць» - з асабістых кантэкстаў. Я выступаю за тое, каб мы ўсе адкрылі школу камедыянтаў і гулялі б у блазанаў. Казалі праўду. Старэйшаму пакаленню заўсёды здаецца, што мы іх не шануем. Але адно не сказанае, адно не паказанае пачуццё можа пацягнуць цэлы ланцуг разбурэнняў.

Жэня. Але ж з іншага боку, мы ж самі выбіраем, як і якую камунікацыю будзем выбудоўваць з сабой і іншымі.

Алена. Гэта наш выбар, калі атрымоўваецца адсочваць гэта. Але ёсць людзі, якія не маюць звычкі азірацца на сябе.

Жэня. А чаго не хапіла героям, каб своечасова прыйсці да разумення, што недзе здарыўся надлом і варта паспрабаваць неяк перагледзець сябе?

Алена. Не хапіла блізкасці з сабой. Вельмі часта мы самі трымаем сябе на адлегласці выцягнутай рукі. Не падпускаем сябе да сябе. Ізноў жа, мы абвыклі гуляць у гульні. У мяне здарылася сутыкненне з творчымі людзьмі, і я зразумела, што адкрыць сябе - гэта вялікі дар. Бо мы часта строім з сябе кагосьці - акцёра, рэжысёра, суседа, сябра. Падладжваемся, дагаджаем, табе стала кажуць: "Рэжысёры павінны быць тыранамі". І вось нехта гуляе ў рэжысёра, разумееш.

Жэня. Вось Лір. Ён не адкрыў у сабе станоўчую частку, якая змагла б закрыць усё негатыўнае. Ці не змог прыняць свой адмоўны пачатак?

Алена. Як быццам здаецца, што яму зусім-зусім няпроста быць добрым, бо ён жыве ў свеце палявання. Гэта свет, якому Кароль паддаўся, і зараз даводзіцца існаваць па пэўных правілах. І чым далей, тым больш герой паддаецца гэтым правілам. Лір усё трымае пад кантролем. Але ж стаць добрым = адпусціць кантроль. Дазволіць свайму пачуццю кудысьці плыць. Дазволіць сабе быць больш адкрытым. Адкрываць добры бок, але пры гэтым, "цень" жа таксама нездарма ёсць у кожнага індывіда. Можна ўяўляць сябе жорсткім, а можна дамовіцца са сваім "ценем" і быць моцным, але не жорсткім. Гэта дзве розныя рэчы. Моцны, абыякавы, жорсткі - гэта тры розныя рэчы. Вельмі складаны персанаж. Мусіць, самае галоўнае ў гэтай гісторыі тое, што мы ўсё становімся такімі.

Жэня. Як думаеш, Лір у тым выглядзе, у якім мы яго бачым, любіць дачок? Ці ён любіць той факт, што гэта яго дачкі.

Алёна. Мне здаецца, нейкае бацькоўскае каханне ў ім усёткі ёсць. Страшны момант складаецца ў тым, што ён памірае, не расчыніўшы гэтае каханне для сябе, не разабраўшыся ў ёй. Ведаеш, як я кажу, "смерць пад самым цёмным начным небам". Калі ў цябе адкрываецца нейкая бездань... Бо толькі паміраючы, ён пачынае бачыць Кардэлію як самастойную асобу.

Жэня. А ці кажа яго зацыкленасць на Кардэліі аб стаўленні да іншых дочак. Чаму менавіта Кардэлія?

Алена. Яна - каталізатар яго трансфармацый. Да таго ж, Кардэлія - ​​своеасаблівы правобраз маці ў гэтай сям'і... Але мне здаецца, што ён іх усіх любіць. Ведаеш, успамінаецца кніга Пэр Лагерквіста "Мариамна". Галоўны герой - цар Ірад, тыран Юдэі. Ён сустракае жанчыну, якая магла б стаць найвышэйшым дабраславеньнем у ягоным жыцьці. Але яна так і не становіцца ім, таму што мужчына не выкарыстоўваў магчымасць пакахаць. І ён памёр пад "самым цёмным начным небам", так і не зразумеўшы, што з ім адбылося, магло адбыцца. Вось гэта самае страшнае - памерці, не зразумеўшы, што ты можаш кагосьці кахаць. Што каханне і дабрыня - суперсіла.

«Камни на дороге»

Бар. В центре маленькая сцена с микрофоном. В зале сидят «короли». Корделия гоняет на роликах в костюме Шута и обслуживает «королей». На сцене, у микрофона, пьяный Олбани заканчивает песню о неразделённой любви.

<…..>

 

В течение монолога Глостера в зале появляется старик бомжеватого вида с огромной грязной ростовой куклой (кукла Корделия). В чертах старика можно узнать бывшего короля Лира. Неожиданно Лир перебивает монолог и устраивает интерактив с поситителями бара.

Лир: Немедля их на суд.

Да, да, на суд. Немедля их на суд.

Ученейший судья, ты сядешь здесь.

Ты, прозорливец, тут. - Ну-ка, волчицы!

Глостер: Я знаю этот голос.

Лир: Сначала - суд. Свидетелей ввести!

На место, тогоносный судия.

Ты, сотоварищ правосудный, - рядом.

А ты ведь тоже судишь. Сядь и ты.

Вот  эту  будем  первой  -  Гонерилью.  Под клятвою свидетельствую пред высоким судом - она пинками прогнала отца, беднягу короля. Мадам, поближе. Вы - Гонерилья? От этого не отпереться ей. (Корделии) Прошу прощения, а я принял вас за … стул. А вот другая. По кривой усмешке. Видать, какое сердце в ней...Пусть  вскроют  Регану  по  смерти  - рассмотрят, что за камень одел ей сердце. Неужто есть природная причина у этого жестокосердия? Вас я зачисляю  в  свою  сотню.  Только  не  нравится  мне покрой вашего платья. Вы скажете, что это персидское убранство; но все-таки надо сменить.

(раздаётся шум, похожий на взрывы и выстрелы, всё трясётся как при извержении вулкана)

Я выстою. Регана! Гонерилья!

От любящего сердца отдал все

Отец ваш старый... Нет, нельзя об этом.

Не думай. Брось. Там темное безумье.

Глостер: Ты отдал все двум дочерям твоим и вот дошел до этого?

Лир: Что?  Гонерилья  - с белой бородой? Они юлили передо мной, как собачки. Еще и черной бороды у меня не было, а уж величали меня мудрецом седобородым. Что  ни  скажу, всему поддакивали и поднекивали. А это не по-божьему. Я учуял правду, пустобрехи они. Всесильным меня звали, а я бессилен.…

Глостер: Не вижу - чувствую.

Лир: Как  это  не  видишь?  Спятил, что ли? Дела какие, видно и без глаз. Ты

ушами  гляди…

А захотел судьбу мою оплакать,

Бери мои глаза. Сам знаешь,

С плачем приходим все мы в этот мир.

Родившись и нюхнувши этот воздух,

Заходимся мы криком. Слушай вот,

Я проповедь скажу.

Глостер: О горе, горе!

Лир: О том мы плачем, что пришли на сцену всемирного театра дураков…

(о Глостере)

Вот до чего беднягу довели

Родные дочки. Отдал все? До нитки?

Все казни, нависающие над

Преступным людом, пусть падут на дочек

Твоих!

 

Макбет: Эй, у него нет дочерей.

Корделия:  Он это, он. Уж видели его

Чуть раньше. Громко пел он. Плещет в нем

Безумье, как рассерженное море.

Пауза. Лир всматривается в Корделию. Лир приближается к Корделии. Она достаёт пистолет. Целится в Лира.

 

Лир: Ты - из рая. Когда ты умерла?

Лир: Не смейтесь надо мной. Я глуп, я стар,

Я, видно, не в себе.

Как будто бы узнал я вас, его,

Но сомневаюсь - ибо не пойму я,

Куда попал, и, хоть убей, не вспомню

Одежды этой - и где ночевал.

Не смейтесь только, но мечом поклялся б:

Она - моя Корделия.

В последний момент стреляет в Куклу Корделию. Лир бросается к кукле.

 

Вопите! Войте! Вы же не из камня.

Имей я ваши языки и глотки,

Свод неба треснул бы. Она мертва!

Живых от мертвых отличать умею.

Ее уж нету.

Зеркало мне дай,

И если затуманится дыханьем,

Тогда жива.

 

Жэня. Узгадала, што неяк глядзела фільм «Лучшее предложение» Джузэппе Торнаторе. Па сутнасць, гэта кіно пра тое, пра што ты і гаворыш. Пасля прагляду падумала, што адчуваю боль таму, што сам герой упершыню ў сваім жыцці адчуў яго па сапраўднаму. Часам пачынаю думаць: можа і не так кепска быць абалонкай, нічога не адчуваючы. Бо боль – гэта страшна, а пачуцці часам нават больш страшныя.

Алена. Вось што бы ты выбрала: адчуваць глыбінныя пачуцці ці быць цвёрдым каменем. Але, мабыць, камяні, на самой справе мяккія і цвёрдымі становяцца толькі тагы, калі мы да іх дакранаемся. Але, усё ж такі?

Жэня. Тут трэба падумаць. (Усміхаюся).

Алена. Гэта ўсё выбар. Я, прагная да жыцця асоба, нязгодна пражываць яго ў нейкай цвёрдай ракавіне. Для мяне жыццё складаецца з вялікага дыяпазону пачуццяў. Я гатовая іх перажыць. А можа, гатовая толькі на словах. І вось буду выць ваўком, але гэта будзе адзнака майго жыцця. Гэта лепей, чым быць абыякавым і недакранальным. Таму што напрыканцы можна пашкадаваць. Колькі гісторый існуе пра людзей, якія ўсё жыццё рабілі тое, што ім не падабалася, альбо наогул нічога не рабілі, а зараз пра гэта шкадуюць. Я

Жэня. Як ты лічыш, ты пастаралася сваімі вачыма раскрыць персанажаў Шэкспіра? Альбо стварыла толькі сваю трактоўку, якая мала звязана з арыгіналам?

Алена. Мне здаецца, што я распачала з дакладнага персанажу, а закончыла тым, што стварыла зусім другога героя. З часу нашай работы на лабараторыі гісторыя моцна трансфармавалася. Спачатку не хацела бачыць іншых сясцёр. Думала, што будуць толькі Лір і Кардэлія. Менавіта маскі. А потым зразумела, што неабходна раскрываць дыяпазон праблемы. Бо як мне Шэкспір перадаў сваю работу, так і Лір нешта перадаў сваім дочкам. Як яны зараз з гэтым жывуць? Якімі яны становяцца? Што ім з гэтым усім рабіць. І наогул, ці іх гэта.

Жэня. Ці было пачуццё адказнасці? Самазванец прадзіраўся?

Алена. Вядома. Увесь час. Але я ўжо прыняла пазіцыю «Кто не рисует, тот не пьет гуашь». (Смяецца.). Куды дзецца, калі гэтыя ідэі самі да мяне прыходзяць? Да гэтага, як жыла ў Санкт-Пецярбургу, я распрацоўвала тэму Адысеі. Вывучала розныя тэксты, тэорыі, і яны да гэтага часу кладуцца ў маю скарбонку з матэрыялам. Разумею, што ўсе тэатральныя крытыкі т рэжысёры могуць мяне раскрыжаваць за гэтыя ідэі і задумкі, але што рабіць, калі я не кантралюю гэты працэс – яны нараджаюцца самастойна, нават супраць маёй волі.

Жэня. А яшчэ складаней жывецца, калі яны ў цябе сядзяць не маючы магчымасці выбрацца.

Алена. Так! Ва ўсіх гэтых тэкстах яшчэ так многа адсылак, вялізарная колькасць дыялогаў – якія выразаны, перагорнуты. Таму... гэта не тая п'еса, якую бы я адправіла на нейкім конкурс. Гэта рэжысёрскі калаж.

Жэня. У цябе гісторыя густанаселеная. Многа персанажаў, якія задаюць усе інфернальныя лейтматывы, раскручваючы тэмы ўнутранай пустэчы, няўцешнасці. З'яўляюцца і іншыя шэкспіраўскія фігуры – Макбет, Яго, Шейлак. На твой погляд, якую ролю гэтыя асобы адыгрываюць у аповедзе? Наколькі яны самастойны?

Алена. Ні на колькі. Я хацела стварыць ілюзію: спачатку яны самастойныя персанажы, а далей – проста нішто.

 

“Из ничего не выйдет ничего”

В дверь ломится Лир. За дверью слышен его голос.

Лир: Дуй, ураган, пока не треснут щеки!

Греми, хлещи, раскатывай, рази!

Я не отец ни молниям, ни вихрю.

Я не давал вам царств, не звал детьми.

Я не виню вас - тешьтесь надо мной,

Одряхшим, презираемым и слабым.

И все же неужель не стыдно вам

С двумя мерзавками объединяться

Против седой и старой головы?

О, это подло, по-холопьи подло!

Дверь распахивается. Наступает резкая тишина из тумана плавно выплывает корона и висит в воздухе. Появляется Лир, одетый во все свои одежды. Увидев корону, которая парит в воздухе, Лир начинает красться за ней, боясь спугнуть. За ним крадутся “короли”, они держат длинную удочку, на леске которой висит корона.

Макбет: Так что ж, мне его заколоть во сне?

Яго: Нет. А то еще, проснувшись, он скажет, что мы его убили, как трусы.

Шейлок: Проснувшись? Дурак ты, - не проснуться уж ему до Страшного суда.

Ричард 3: Вот тогда-то он и скажет, что мы зарезали спящего.

Ричард 3: Давайте уже резать или…

Макбет: Стоило помянуть "Страшный суд", и сразу как-то стало не по себе.

Шейлок: Должен сказать рыбалка на рассвете гораздо занятнее охоты. Только вот комары…

Начинают петь птицы. Все останасливаются, понимают что это звонит телефон. Все смотрят на Макбета.

Макбет: Это я рингтон сменил по случаю. (возится в поисках телефона) Подходит же. (видит, что звонит жена, поднимает трубку, шёпотом) Да. Да, дорогая. На рыбалке. В смысле? Со всеми, как обычно, Яго, Шейлок, Ричи. Пасмурно. Взял, взял…Ну и что, что раньше не рыбачили, решили попробовать что-то новенькое. Да не надо никого убивать, успокойся. Ну то есть надо, но не совсем, ты не поймёшь. Всё пока, целую.

Кладёт трубку. Креститься. Шествие продолжается.

Яго: Струсил, стало быть?

Макбет: Убивать-то не струсил; только боязно свою душу погубить, Господи спаси и сохрани, тут никакой приказ не спасет.

Ричард 3: Я думал, что ты решился.

Макбет: Я и решился: оставить его в живых. Нет, постой-ка! Может, эта жалостливость еще выйдет из меня. Не успеешь сосчитать до двадцати, как она испарится.

Ричард 3: Раз, два,три….

Король Лир не успевает дотянтуться до короны. Яго выплёскивает на него ведро воды, это сбивает с ног Лира.

Шейлок: Ну, как теперь?

Макбет: Вроде бы еще капля совести осталась.

Шейлок: А ты вспомни, сколько нам денег отвалят, когда дело будет сделано.

Макбет: Черт подери, я и забыл про деньги. Пусть умрет!

Смеются, обливают Лира ведром воды;

Ричард 3: А где ж она теперь, твоя совесть?

Яго: У Лира в кошельке.

Смеются, обливают Лира ведром воды;

Шейлок: Стало быть, как распустит он завязки кошелька, чтобы с нами расплатиться, твоя совесть оттуда и выпорхнет?

Ричард 3: И пусть себе летит. Кому она нужна?

Снова сбивают Лира водой с ног.

Яго: А вдруг она к тебе вернется?

Макбет: Так я и не стану с ней связываться.

Шейлок: Верное решение. (Снова сбивают Лира водой с ног.) Это каверзная штука: она превращает мужчину в труса. Украл бы - нельзя, совесть корит, ругнулся бы - нельзя, совесть стыдит, переспал бы с соседской женой - нельзя, совесть не велит. (Снова сбивают Лира водой с ног.) Она вроде как дух с красным от стыда лицом, который бунтуется у человека внутри. И все норовит подставить тебе ножку. С ней свяжешься - нищим станешь. (Снова сбивают Лира водой с ног.) Недаром ее из всех городов в шею гонят - опаснейшая штука. Ежели человек хочет жить хорошо, да с самим собой ладить, должен он без совести обходиться.

Смеются, обливают водой.

Лир:Дайте мне терпенье,

О боги. Вот пред вами я стою,

Бедняк, хлебнувший старости и горя.

Пусть это вы у дочерей моих

Ожесточили сердце. Но хотя бы

Не обращайте в тряпку вы меня.

Зажгите душу мужественным гневом,

Не допустите щеки запятнать

Водой соленою, оружьем женским.

Ричард 3: А, дьявол! Вот и меня начала теребить: не убивай, мол, Лира.

Яго: Призови черта на помощь и не поддавайся совести; не то и охнуть не успеешь, как она тебя оседлает.

Ричард 3: Не на того напала: я крепкий орешек.

Смеются, снова обливают водой. Лир вскрикивает как раненый зверь.

Лир: Во имя божье, кто вы?

Макбет: Я человек, как вы.

Лир: Но не король, как я.

Ричард 3: Лицо - мое, а голос - короля.

Лир: И чем, друзья мои, я вас обидел?

Яго: Не нас обидели, а короля.

Лир: Себя? Но с королем я скоро примирюсь

Макбет: Нет, ваша милость! Приготовьтесь к смерти! Сегодня время умереть!

Обливают водой.

Лир: Подите прочь! Не троньте! Злодеяньем

Проклятье навлечете на себя.

Умертвить хотите?

Слепые исполнители приказов!

Да разве государь всех государей

Не высек на скрижалях: "Не убий!"?

И вы презрите заповедь господню,

Покорствуя приказу человека?

Страшитесь: бог карающей десницей

Воздаст тому, кто заповедь попрал.

Макбет креститься.

 Жэня. Дарэчы, у мяне было адчуванне, што Блазан, Урач, Алень – гэты быццам энергіі ператвораныя ў людзей. Прычым яны былі ператвораны ў індывідаў чальцамі сям'і. Быццам бацька з дочкамі складалі ўсе свае глыбокія пачуцці ў нейкую асобную шуфлядку, і ў выніку былі ўвасоблены ў нейкія целы, у якіх адсутнічае эмацыянальнае напаўненне.

Алена. Ну так, бо не здарма ўсе шекспіраўскія персанажы пераходзяць у спадчыну адной з дачок. Алень – гэта ж сіла прыроды... Урач... вельмі цікавы персанаж, якога мне яшчэ трэба будзе разгадаць. Цалкам, знаёмства з гэтай п'есай у мяне наперадзе.

Жэня. І з выніку мы маем інфернальную, вельмі складаную для ўспрыняцця (на ўсіх узроўнях) гісторыю.

Алена. Ніхто не казаў, што будзе лягчэй, чым у Шэкспіра. (Смяецца.)

 

«Смерть короля»

На авансцену усаживается кукла Корделия, которую озвучивает Корделия обнимающая старого отца. На фоне текста идёт перестановка на финал, возврат в оранжерею.

ШУТ. Вы хотите знать мое мнение, а я ничего не могу сказать. Да, я перевидала столько шутов и почти все они очень смешили публику. Но с тех пор прошло много времени, и я уже не знаю, смеется ли нынешняя публика так, как она смеялась прежде. Я тоже умела посмешить... и я, и моя сестра Регана и Гонерилья и еще мои родители... была у нас одна реприза с охотой якобы в лесу... очень, очень комичная. Когда мы выходили на сцену, публика покатывалась от смеха. Очень симпатичная публика в Минске. Во время выступления нам сказали, что из клетки убежал тигр по имени Лир, но зрители не должны об этом узнать, пусть себе развлекаются. И мы тянули свой номер чуть не целый час, весь второй акт, пока Лира не поймали... Нет, я не думаю, что все кончено. Все любят шутов... Мне кажется, очень полезно было бы открыть школу шутов; мир теперь другой, нужны специальные школы, преподаватели. Без этого молодежь никогда не овладеет настоящим мастерством шутовства. Пусть привыкают бегать, карабкаться, делать сальто. В каждом шуте живет акробат. Если ты не акробат, то не сумеешь хорошо упасть, а умелое падение и сейчас смешит публику. Нет средств, я понимаю, но государство все-таки должно об этом подумать и открыть школу шутов. Без возрастных ограничений: если у человека есть призвание, он и в сорок лет может посвятить себя... может стать шутом. К примеру сказать, если есть призвание, то шутом может сделаться даже инженер. И вообще люди с образованием, врачи, адвокаты. Я знавала таких. Работали они замечательно. Быть шутом полезно для здоровья. Полезно, так как человек может, наконец, делать что ему хочется: все крушить, рвать, поджигать, кататься по полу, и при этом никто тебя не одергивает, наоборот, тебе еще аплодируют... Всем детям хотелось бы делать то же самое: ломать, поджигать, кататься по полу... за это они тебя любят. И нужно их поддерживать, помогать им выйти на этот путь, создать хорошую школу шутов, в которую принимали бы и детей. Детей в первую очередь. Там они смогут вытворять что душе угодно — и сами будут забавляться и других забавлять. Хорошая профессия-шут; если взяться за дело умеючи, сможешь зарабатывать не меньше, чем служащий. Почему родителям надо, чтобы их сын был служащим, а не шутом? Все это неправильно. Ведь не зря говорят, что смех очищает кровь. Еще бы! Если ты провел всю свою жизнь среди смеющихся людей, то даже в старости легкие у тебя еще полны кислорода... Да-да, я верю в это дело: особенно в шутовскую Школу. В школу шутов. Я бы с удовольствием стала там преподавать, в меру своих возможностей, конечно. Всяких реприз мы с моей семейкой придумали десятки… «Раскол», «Охота в лесу», «Бестолковая королева» (перечисляет названия сцен)… В общем, порядочно, и я их все помню, к тому же многие клоуны их у нас перенимали. Помню, например, одну сценку, которая называлась «Смерть короля»... Она смешная была в то же время немножко грустная... Мы делали вид, будто один из нас умер: иногда роль умершего играла я, иногда — мой отец. Все остальные, конечно, давай плакать... И тогда я принималась его искать... искать умершего... Я оглядывалась по сторонам, вот так... и говорила: «Куда же это ты подевался? Ты меня слышишь? Даже если ты умер, должен же ты где-то быть? Эй! Не может же человек взять вдруг и исчезнуть!» А под конец я брала свой рожок... (Шут берет рожок) и вот так, будто желая утешиться, начинала играть... Это было что-то вроде прощания с моим умершим близким... не знаю, понятно ли я говорю... Да, вот так...

Шут начинает дудеть в рожок.

Откуда-то сверху ему отвечает другой рожок.

Шут играет снова.

Второй рожок отвечает, но уже с более близкого расстояния. С каждым разом звук второго рожка все приближается. Наконец на сцене возникает детская комната. В ней маленькая Корделия, к ней в комнату заходит Лир.

Лир: Как пташки в клетке, будем петь с тобою.

Попросишь у меня благословенья -

Я у тебя, коленопреклонен,

Прощенья попрошу. Так жить мы станем -

С молитвой, с песенкой, со старой сказкой, -

Злаченым радоваться мотылькам,

Рассказы слушать узников-бродяжек

О новостях придворных: кто в чести,

А кто в опале; кто ко дну, кто выплыл.

Мы будем скрытый ход вещей следить,

Как божьи соглядатаи…

Шут играет, Лир отвечает. Продолжая играть, Шут всё приближается к комнате.

Лир: Такие жертвы, милая, в самих

Богах благоговенье вызывают

Поймалась в мои руки! Не разлить

Теперь водою нас, не разлучить

Огнем и дымом. Да не плачь, голубка…

Маленькая Корделия: Тебе больно, пап?

Лир: Да, тут, тут и тут. А тебе?

Маленькая Корделия: Навек. Мне будет больно навек. Навек. Навек. Навек…

Но прежде, чем они сходятся вплотную, свет на сцене гаснет, а голоса их рожков затихают.